Фёдор Крашенинников - По тонкому льду

Во-первых, на поддержание советской версии работало формальное согласие с ней пострадавшей стороны. Оно было обеспечено послевоенным включением Польши в советскую зону военного и политического влияния. В ситуации с малазийским Boeing на молчание потерпевшей стороны рассчитывать не стоит: ни одна из стран, чьи граждане пострадали, не входит в зону российского влияния и едва ли в ней окажется.

Во-вторых, послевоенный престиж и влияние СССР в мире были столь значительными, что западным демократиям приходилось закрывать глаза на очевидные преступления и откровенную ложь сталинского режима. Нынешнее положение России в мире и близко не может сравниться с позициями послевоенного СССР, а потому рассчитывать на то, что международное сообщество займет выгодную руководству России позицию, нет никаких оснований. Даже в попытках навязать свою версию событий не прослеживается никакой сталинской непреклонности и самоуверенности: за время, прошедшее после трагедии, было выдвинуто несколько версий, стыдливо забытых при отходе на новые рубежи.

В-третьих, в катынской истории на руку советским руководителям играл и негативный имидж организаторов первого расследования расстрелов – гитлеровцев. В итоге долгое время признание вины советской власти в катынских убийствах автоматически приравнивалось к нацизму. Но в ситуации с малазийским Boeing и это не работает: то, что усилиями пропаганды имидж нынешнего руководства Украины в глазах части российской публики ничуть не лучше гитлеровского, вовсе не делает Украину синонимом мирового зла для третьих стран, которые как раз и ведут расследования.

В легализации официозной лжи вокруг Катыни приняли участие гораздо более заметные фигуры, чем полуанонимные инженеры и «свидетели украинского истребителя»: писатель Алексей Толстой, хирург Николай Бурденко, митрополит РПЦ Николай (Ярушевич). Но усилия пропагандистов и привлеченной общественности в конечном счете оказались не просто тщетными, но даже и роковыми для самой советской власти.

Когда в конце 80-х годов советский режим ослаб и был вынужден пойти на реформы, открывшаяся правда сыграла ключевую роль в стремительном моральном банкротстве и политическом крахе КПСС и СССР. В числе прочего тогда пришлось публично признать полную вину СССР и в убийствах в Катыни, и в последующих попытках скрыть свою вину, фабрикуя доказательства и свидетелей.

47. Кризис многополярного мира

Концепция многополярного мира терпит крах на наших глазах. Нынешний мировой кризис развивается так, что шансов спокойно пересидеть его в уютных парижских кафе или на теплых курортах нет даже у самых аполитичных людей.

Концепция многополярного мира исходила из того, что никаких глобальных вызовов всей цивилизации больше не будет, а локальные кризисы будут разрешаться силами региональных гегемонов или с помощью создаваемых по случаю коалиций. Поэтому никакого всемирного жандарма, имеющего право и возможность вмешаться в чьи-то внутренние дела, не нужно, ибо каждый сам за себя вполне сможет постоять. Эта схема вполне понятна и на бытовом уровне: чтобы остановить хулигана, терроризирующего район, достаточно нескольких решительных мужчин, желательно вооруженных. Но эта схема перестает работать в ситуации, когда гражданское население сталкивается с хорошо вооруженной бандой и нужно вызывать подготовленных специалистов.

Исламское государство – это большая и хорошо вооруженная банда, с которой не могут справиться ни решительные местные граждане, ни локальные правоохранители. Тут бы, конечно, вызвать какой-то международный спецназ, но ничего такого в многополярном мире не предусмотрено, потому что не предусмотрено само существование таких банд. Создание же коалиции оказывается неожиданно трудной задачей – в многополярном мире у всех свои цели и стойкое нежелание вкладывать в общее дело больше соседа.

Но еще сильнее другой страх: а вдруг созданная для борьбы с конкретным злом коалиция не остановится и начнет наводить справедливость и перестраивать мир в других проблемных зонах?

Канувший в небытие двуполярный мир, о котором в определенных кругах принято вспоминать как о чем-то безусловно хорошем, страдал схожими болезнями. Именно двуполярному миру мы обязаны опасной и преступной формулой «он сукин сын, но он наш сукин сын». Годы холодной войны были золотым веком для режимов, чье существование было гарантировано и обеспечено одним из противостоящих полюсов в пику другому. Сколько людей погибло от диктатур и самодурства просоветских и прозападных тираний в Азии, Африке и Латинской Америке в те годы?

На другом уровне кризис многополярности переживает Европейский союз. Отсутствие единого правительства при наличии общего пространства и единой валютной системы сначала привело к проблемам в Греции, а сейчас – к кризису с потоком беженцев. И в европейской ситуации видно, кому выгодно отсутствие единого центра принятия решений: самым безответственным и нестабильным правительствам, цинично пользующимся деликатностью партнеров по союзу.

Многополярный мир оказался бессилен перед сетевой террористической структурой, контролирующей небольшую территорию в Сирии и Ираке, – и вовсе не потому, что она принципиально неуязвима. Как только будет создана боеспособная и внутренне единая коалиция – пресловутое «Исламское государство» будет уничтожено. Но что будет потом? Суд над главарями, на котором всплывут их широкие международные связи? Должна ли будет эта коалиция продолжить свою работу и наказать закулисных союзников и спонсоров террористов – или распустится до следующего кризиса, ничего не сделав для его предотвращения? Если в ходе этой войны будут выработаны какие-то общие принципы, отличающие приемлемый режим от подлежащего ликвидации, кто станет следующим объектом их воздействия, учитывая, сколько на нашей планете зла, изуверства, нетерпимости и несправедливости?

В этом и видится основная проблема. Появление в мире силы, обладающей достаточным авторитетом и, главное, реальными возможностями в постоянном режиме поддерживать порядок, основанный на самых общих представлениях о правах и свободах человека, невыгодно не только террористам, но и всевозможным авторитарным и клептократическим режимам. Если мы хотим понять, почему мир не может объединиться против зла, мы должны подумать о том, что на самом деле защищают адепты многополярности в нынешней ситуации.

48. Перспективы нашего тупика

Всероссийская акция протеста дальнобойщиков, проходящая в эти дни, демонстрирует, помимо прочего, деградацию политической жизни и полное отсутствие каких-либо возможностей для организованного сопротивления общества проводимому руководством страны курсу.

Политические протесты 2012—2013 годов начались и закончились раньше, чем ошибочность взятого властью курса могли почувствовать широкие слои населения. Вызванная протестами реакция уничтожила и без того слабые зачатки гражданского общества, что и привело к нынешнему положению дел. Если использовать затертую метафору, холодильник еще только начинает побеждать телевизор, но сил, готовых возглавить спонтанный экономический протест и перевести его в цивилизованную политическую плоскость, уже нет – зато механизмы подавления отлажены и пока успешно справляются с ситуацией.

Несколько лет целенаправленной работы по сегментированию общества и маргинализации любых и всяких проявлений недовольства властью принесли свои плоды: между лидерами политической оппозиции и проявляющими недовольство экономической политикой властей гражданами нет практически никакой связи, нет доверия и предпосылок для совместных действий. Все это на фоне мобилизационной риторики и нескрываемой милитаризации общества. В такой ситуации любой экономический протест может закончиться только соглашением с властью на ее условиях и жестокими точечными репрессиями против тех, кто попытается перейти от экономических требований к политическим.

Похоже, пора признаться себе: руководство нашего государства решило идти до конца, настаивая на непогрешимости всех принимаемых им решений – в экономике, во внешней политике, везде, вплоть до ЖКХ. Нет никаких оснований надеяться, что какие-либо рациональные доводы экономистов, юристов или предпринимателей, крупных и мелких, будут услышаны или хотя бы приняты к сведению, не говоря о том, что они смогут повлиять на проводимый курс. То же касается и экономических протестов населения.

Уничтожение механизмов реального политического представительства привело к окукливанию власти и ее полной непроницаемости для любых концепций, с которыми она не согласна. Сопротивляться некому, да и пространство, в котором это сопротивление было бы возможно, фактически уничтожено. Любые попытки использовать недовольство населения для консолидации протестного электората нейтрализуются задолго до выборов: среди допущенных к ним просто не оказывается тех, кто был бы готов последовательно и принципиально продвигать альтернативную точку зрения без оглядки на власть. Это отлично видно на примере протестов дальнобойщиков: партии так называемой легальной оппозиции или игнорируют их, или пытаются перевести в выгодное власти русло, считая своим долгом помочь ей справиться с протестами, а не помочь протестующим добиться своего.